Но мы-то остались
Три кадра, три. Три кадра, три источника, три составных части марксизма. Три сцены нашей жизни: страшная, печальная, мечтательная.
Часть первая: страшная.
Представим себе: уже ночью человек идет в душ. Ночью вообще тревожно: вдруг какой-нибудь странник (странный, strange: и как только поднялся через охрану, миновал домофон?) позвонит тебе в дверь. Или соседи снизу постучат: «Вы нас заливаете».
Ночью душа вообще становится нервной, тревожной, трепетной. Косится на темную кухню, пока в душ в твоем теле идет.
И вот человек заходит в ванную, раздевается, в ванну залезает, душ включает. А там у него в ванной — окошко.
Зачем они в старых домах были устроены — бог весть. В новых и нет таких. А во всех до 1970-х есть.
Стоит, значит, он, вода льется, шумит, а он почему-то про Смотрящего Из Темноты думает. И вдруг — как специально — в ванной и во всем, по-видимому, доме гаснет свет.
Стоит человек в темноте, вода по его захолонувшему внутри телу льется, а ничего не видно: ни воды, ни ванны, ни тела.
Человек с грехом пополам выбирается, весь в мыле, как та лошадь, полотенцем, нащупанным во мраке, себя абы как вытирает, накидывает халат, выскакивает — а там темнота. Как и предсказано: во всем доме пробки перегорели. Только один огонек светится.
Человек идет к нему навстречу, протягивает руку, чтоб понять, что это. А это компьютер. Который на батарее работает.
Успокоился человек. Пробки обратно врубил, свет включился. Человек возвращается опять в душ, встает под него и вдруг видит, что в окошко между ванной комнатой и темной кухней на него кто-то действительно смотрит.